Поучаствовал в съемках документального фильма Вышки Онлайн в традиционном качестве "экономиста, который вам сейчас все объяснит". Знаю, что фильм получился классный и с нетерпением жду премьеры.

Говорят, что 27 ноября вы все узнаете.

Когда я рассказываю о том, зачем необходимы финансовые рынки и банковский сектор, акцентирую внимание на простой идее (помимо прочего): при условии нормального функционирования финансы и банки предоставляют агентам гораздо менее рискованные варианты вложений.

Такие финансовые активы, как депозиты, гособлигации и корпоративные облигации с высоким рейтингом надеждности предполагают меньший риск, чем вложения в реальные активы (жилая недвижимость, бизнес и т.д.), да и порог входа там ниже. Это особенно очевидно, если учесть кейс Ларисы Долиной.

Риск настолько высокий, что преодолеть его можно только с Божьей помощью!

https://t.me/gus_vasili/6716

Мораль и эволюционные механики

Мой друг Васил на одном из стримов разобрал видео Александра @ScienceInquisition Панчина "Мораль без Бога: как наука объясняет добро и зло". Когда я занимаюсь рутинной работой, требующей усидчивости, а не напряженного мыслительного процесса, такие стримы на фоне - самое то. В целом, Васил хорошо критикует Панчина, но я бы хотел заострить внимание на использовании им результатов разного рода экспериментов, где в качестве рамки используются известные теоретико-игровые ситуации. Сами по себе такие исследования могут предполагать различный дизайн, который на деле не является нейтральным к результату. Разебермся в этом, а также попробуем понять, действительно ли наука объясняет добро и зло, сообщая нам что-то важное о морали.

Приготовьтесь, постов будет много.

Дилемма заключенного.

1. Когда Панчин говорит про дилемму заключенного, он утверждает, что одного раунда мало, чтобы понять оптимальную стратегию.

Тут скорее всего сценарная путанница в терминологии, но все же.

Оставим в стороне заключенных и переформулируем дилемму. Есть две альтернативы на выбор: в процессе обезличенного обмена можно сотрудничать или обмануть. Этот выбор в условиях отсутствия кооперации в начале периода делают два игрока, а в конце периода мы получаем общий результат. Пусть выигрыши распределены так:

- "оба сотрудничают": каждый игрок получает полезность, равную 2;
- "первый сотрудничает, второй обманывает": первый получает -1, второй получает 3;
- "оба обманывают": каждый остается с нулем.

Какой вариант устойчивый?

Для ответа нам нужно вспомнить концепцию равновесия Нэша. Это ситуация, когда ни один из игроков не может увеличить свой выигрыш, если другой игрок не меняет своего решения. Равновесным по Нэшу и в однопериодной, и в повторяющейся конечной игре такого типа - это профиль стратегий "оба обманывают". Лишь такое состояние будет устойчивым, потому как во всех прочих можно увеличить свой выигрыш, если другой игрок своего решения не меняет.

При этом данный профиль стратегий не будет "Парето-оптимальным", т.е. таким, при котором достигается состояние, когда нельзя увеличить выигрыш одного без потерь для другого. Парето-оптимум часто выступает минимальным требованием к эффективности исхода и в нашей игре достигается лишь тогда, когда оба игрока сотрудничают. Но этот профиль стратегий не является равновесным по Нэшу, а следовательно - устойчивым.

Суть дилеммы как раз в том, что равновесное решение не является Парето-оптимальным: рациональные агенты будут принимать решение, которое приведет к нежелательному исходу. И такой результат наблюдается в любой конечной сходной игре без кооперации вне зависимости от количества итераций (это доказывается методом обратной индукции).

Особняком - повторяющаяся игра такого типа с неопределенным количеством периодов. Тогда стратегией будет уже не выбор из двух альтернатив, а выбор из множества алгоритмов взаимодействия с другими игроками в условиях неопределенного количества итераций игры. Это могут быть алгоритмы "всегда сотрудничать", "всегда обманывать", "сначала сотрудничать, а потом повторять предыдущий ход другого игрока", "сотрудничать до тех пор, пока тебя не обманут, а после обманывать вне зависимости от того, какое решение принимает другой игрок", "алгоритм Харви Дента" и т.д. И в таких играх равновесий много.

2. Панчин приводит в пример книгу Р. Аксельрода (The Evolution of Cooperation, 1984), в которой исследовалась повторяющаяся игра такого типа с неопределенным количеством итераций. Александр, конечно, оговаривается, что в зависимости от условий игры могут побеждать самые разные алгоритмы, но сам пример приводится для обоснования выгоды от кооперации. На деле, все сложнее.

Во-первых, успех алгоритма зависит от того, контролирует ли участник только одного агента или же группу агентов (например, когда в игре участвует команда).

Во-вторых, крайне важным является первоначальный состав популяции.

В-третьих, какова вероятность случайных ошибок (имитация недопонимания при готовности к кооперации в таких играх).

В-четвертых, какие выигрыши может получить участник в рамках соперничества с другими игроками от выбранного алгоритма в каждом раунде.

Наконец, определяется ли победитель по очкам на конец игры или же в игре предусмотрен дизайн, когда после каждого раунда (или некоторого количества раундов) менее успешные стартегии вымирают, а успешные размножаются.

Если участник контролирует одного агента, вероятность случайной ошибки равна нулю, в составе популяций алгоритмы распределены +/- равномерно, а выигрыши аналогичны в пропорциях тем, которые приведены выше, тогда действительно эволюционно-устойчивой становится стратегия "сначала сотрудничать, а потом повторять предыдущий ход другого игрока". Но при изменении параметров эволюционно-устойчивой может быть практически любая стратегия.

Например, если выигрыши от сотрудничества велики (+4 при обоюдном сотрудничестве), а от обмана относительно малы (изначальные 3 и 0), алгоритмы в популяции распределены равновемерно, вероятность ошибки невелика (условно 5%), а участники управляют только одним агентом, тогда весьма устойчивым алгоритмом будет "всегда сотрудничать". Возможны условия, когда, напротив, самой живучей окажется стратегия "всегда обманывать".

А если в игре участвуют команды, тогда побеждают алгоритмы, предполагающие "секретное рукопожатие" (то бишь свои и чужие распознаются, со своими и чужими выбираются разные стратегии, которые позволяют показать наилучший результат).

Короче говоря, кооперация может быть полезна, а может не быть. Все зависит от дизайна повторяющейся дилеммы с неопределенным количеством итераций (можете поиграть в Эволюцию доверия, где в т.ч. можно поэкспериментировать с условиями игры).

Но самое важное в другом: кооперация сама по себе может выстраиваться вокруг разных целей - тех, которые мы считаем морально-оправданными, и тех, которые аморальны.

3. И об этом Панчин ничего не говорит. Простым примером аморальной кооперации выступает ОПГ. Легко представить себе структуру стимулов, которая будет подталкивать членов преступной группы к достижению максимально положительного для всех ее участников результатов. Но эти действия будут направлены на приченение вреда другим людям или социальным группам (вымогательства, заказные убийства, кражи и т.д.). Ну, или можно в качестве исторического примера привести кооперацию нацистов. Вряд ли такие виды примеры кооперации можно считать моральными.

Есть и менее экзотичные примеры. Например, картельный сговор или лоббизм в интересах отдельных влиятельных групп. Адам Смит, великий моральный философ Шотландского просвещения, а потом уже экономист, указывал на хрупкость системы, которая способствует общему благу. Промышленники и торговцы хорошо осведомлены о собственных интересах и способны к кооперации ради того, чтобы продвинуть на законодательном уровне решения, которые принесут им огромные богатства, но остальные, не имея возможности им противодействовать, столкнутся с выраженным ущербом. И такую ситуацию Смит считает несправедливой. Вообще, проблематика справедливости для него - одна из центральных. Справедливость у Смита предшествует эффективности. А цель правопорядка именно в том, чтобы содействовать первой. Тогда и вторая приложится (при этом справедливость является для него ценной сама по себе).

Короче говоря, какой бы ни была эволюционно-устойчивой стратегия кооперации, она сама по себе не является тождественной моральному поведению даже если способна к нему приводить. Эволюционная механика может объяснять процесс утверждения каких-то практик, которые мы сегодня считаем моральными, но вряд ли мораль может быть сведена к этим механикам и вряд ли это говорит нам что-то об источниках морали. Мораль в широком смысле находится за пределами таких механик, а само по себе альтруистичное поведение может быть аморальным (альтруизм для своих с целью приченения зла чужим). При этом эволюционное объяснение морали тавтологично: так получилось, потому что так получилось. И, конечно, то, что так получилось - с необходимостью не означает моральности утвердившейся практики. Для этого нам нужны дополнительные критерии, не сводимые к эволюционным механикам.

Сама же повторяющаяся дилемма помогает нам понять, какие должны быть стимулы в обществе, чтобы люди были расположены к сотрудничеству. Если мы, однако, выходим за пределы популяции и утверждаем определенным тип поведения в качестве универсального морального закона, эволюционное объяснение в лучшем случае может быть аргументом в пользу устойчивости и высокой "живучести" такой практики, но само по себе не является достаточным аргументом в пользу ее моральности. Тут нам нужны дополнительные соображения и аргументы.

Справедливость.

1. Когда Панчин рассуждает о справедливости, он приводит в пример игру "Ультиматум". В стандартной версии есть два игрока, которым необходимо поделить некоторую заданную сумму (она отличается в зависимости от конкретных версий игры, но положим делят 100$). Один игрок выдвигает ультиматум: я себе оставляю Х$, а тебе даю 100 - Х$. Второй вправе согласиться или нет. Если второй игрок соглашается, то оба получают деньги в пропорции, предложенной первым. Если нет, то оба остаются ни с чем.

Часто результаты таких экспериментов (они предполагают реальные денежные вознаграждения) интерпретируют в качестве определенных установок относительно справедливого распределения. У Александра этот сюжет смешивается с результатами исследований, где у тех или иных игроков в наличии некоторые биологические особенности (например, люди с повреждениями вентромедиальной префронатальной коры). Это все, конечно, интересно, однако, вряд ли что-то сообщает о справедливости и морали.

И вот почему.

2. В них многое зависит от ожиданий ответного поведения. Например, 58% студентов университета Эмори (США) согласились на 10% от общей суммы, при этом на такую же пропорцию были согласны лишь 2% фермеров из Кении (делить общую сумму можно было не в любых пропорциях, а лишь 100/0, 90/10, 80/20, 70/30, 60/40, 50/50). При этом на 50/50 согласились 100% респондентов и в той, и в другой группах, которым такую пропорцию предложили. Те, кто выдвигал ультиматумы тоже вели себя очень по-разному среди американских студентов и кенийских фермеров. Первые в подавляющем большинстве выдвигали ультамутум 70/30 и хуже для второго игрока, а 60% вторых предлагали пропорции 60/40 и равномернее.

Можно долго упражняться в интерпретациях, но факт в том, что студенты могли с высокой вероятностью ожидать согласия в ответ на практически любую пропорцию, а фермеры лишь при условии более равномерного распределения. В данном случае перед нами скорее пример вполне себе рационального поведения, где максимизируется выигрыш. Иными словами, если фермеры и студенты неплохо осведомлены о предпочтениях других игроков, они будут предлагать такой ультиматум, который максимизирует их ожидаемый выигрыш. У фермеров ожидаемый выигрыш был наибольшим при пропорции 60/40 (ожидаемая выплата 58% от суммы дележа), а у студентов 70/30 (ожидаемая выплата 59,5%, даже при 90/10 она была велика - 52,2%, сравните с 50% при 50/50).

Короче говоря, на этих данных мы видим в том числе и рациональный расчет, выведенный из предпочтений оппонента. Все прочие интерпретации натянуты и предполагают множество домыслов. Крайне сложно утверждать что-то о справедливости, когда разброс исходов такой большой. Конечно, в таких играх действуют и корыстные, и социальные, и прочие предпочтения, правда, отделить одни от других нам крайне сложно, как и что-то сказать о морали. Но факт в том, что это скорее эксперимент по выявлению условий готовности к обмену, чем по получению информации о более сложных представлнниях.

3. Подтверждением важности корыстных предпочтений игроков является так же эффект конкуренции. В стандартной версии перед нами ровно по одному игроку с каждой стороны. Но можно добавить второго, третьего и далее (по отдельности одной из сторон или обеим сторонам сразу же). Например, на ультиматум должен согласиться хотя бы один из двух и более игроков или пропорции задают одновременно два и более игрока, ожидая ответа от одного. Ну, или вовсе два и более игрока выдвигают ультиматум, и два и более выбирают из предложенных вариантов. Тогда ситуация становится гораздо в большей степени похожей на ту, которую мы ожидаем от рациональных экономических агентов. И тем сильнее, чем выше конкуренция между участниками с одной стороны (вероятность отказа падает, если сторона тех, кто соглашается или нет, более конкурентна, вероятность более равномерного предложения растет, если ультиматумы конкурируют друг с другом и т.д.).

В общем, перед нами скорее довольно типичная ситуация обмена, а эффекты аналогичны тем, которые мы прогнозируем в моделях различных рыночных структур (от совершенной конкуренции до чистой монополии). Кстати, лабораторные эксперименты, где моделируется двойной аукцион в совершенно конкурентных условиях (обе стороны предлагают сделки, но у одной задача предложить меньше, у другой - больше), показывают результаты, согласующиеся с модельными (подробнее здесь). И если в играх типа "Ультиматум" (в стандартной форме) мы получаем большой разброс результатов (как раз из-за смешанности коррыстных и социальных предпочтений), то в таких лабораторных экспериментах наблюдается высокая степень воспроизводимости.

В лучшем случае, такие эксперименты говорят нам: людьми движет комплекс предпочтений, а не только соображения выгоды. Но это тривиальный результат, который вряд ли сообщает нам хоть что-то о справедливости и морали в целом. Какие соображения и представления в каждом отдельном случае более значимы для решения (альтруистичные, эгоистичные, социально-обусловленные или вовсе сводящиеся к эмоциональному состоянию в моент игры)?

Вопрос, на мой взгляд, открыт.

Выдвигающий ультиматум может считать справедливым оставить себе большую долю, потому как без него такого предложения бы не было вовсе (представьте вместо игрока рассуждения предпринимателя), а тот, кто соглашается может считать справедливым только равное распределение (а на его месте, например, работника). Можем ли мы исходя из эволюционной механики и культурного, профессионального и социального бэкграунда игроков сказать, какое из представлений является по-настоящему справедливым? Нет. Для этого нам требуются дополнительные рассуждения и внутренне согласованная моральная теория. И она логически не следует из биологических, культурных или эволюционных факторов.