Мы специально не готовились к этому, мы искренне пытались решить проблему Донбасса мирными средствами. Но оказалось, что другая сторона думала и действовала иначе, — сказал он.

Можно как угодно к этому относиться, но в конечном счете выбор за людьми, за российским народом, за гражданами, за избирателями. Шансы сделать что-то по-серьезному вряд ли будут у человека, за которым не стоит доверие народа, — сказал он.

Нет ничего плохого в том, чтобы произнести добрые слова в отношении того предмета, который служит для пользы тех или иных людей, будь это робот-доставщик, в разбеге от баллистической ракеты до шариковой ручки, — сказал он.

Конечно, опасность большая другого развития событий и другого состояния общества была. И в этом смысле риск, конечно, был большой. Но в целом я именно надеялся на то, что реакция общества будет именно такой, — сказал он.

Он понимает, что глубинное государство — это он. И он — последний рубеж, последняя инстанция. Вот это как в войну, помните, в Великую Отечественную? Велика страна Россия, отступать некуда, за нами Москва, — добавил он.

Много людей хотят, чтобы я это сделал. У меня никогда не было таких настойчивых просьб. Множество людей продают кепки «Трамп 2028». Однако я не собираюсь этого делать. Я собираюсь отработать четыре великолепных года и передать это кому-то другому, в идеале — великому республиканцу. Четыре года — вполне достаточный срок, чтобы сделать что-то действительно выдающееся.

Я не исключаю этого [возможности силового присоединения датского острова]. Я не говорю, что собираюсь это сделать, но не исключаю ничего. Гренландия нам очень нужна. Там живет очень мало людей, о которых мы позаботимся и будем беречь. Но она нужна нам для международной безопасности.