Вспоминал недавно фото исторического бюллетеня («Путин, пошёл нахуй!»), из-за которого Максима Ковалского уволили с поста главреда журнала «Коммерсант Власть». И задумался, как оно появилось в печатном журнале, если мат в СМИ формально запрещен?

Пошел проверять и понял, что эта ебанина с запретом появилась только в 2014 году — уже после Крыма. Меньше чем за десять лет мы привыкли к этому глупому запрету как к фону, каждый год их все больше и больше, так что любой текст или новость это минное поле: процитировать мат в тексте нельзя, ссылки на мат ТОЖЕ нельзя, ссылки на «нежелательные» организации нельзя, упоминать все виды «иностранных агентов» (а это десятки организаций и людей) без пометки нельзя, «экстремистов» и «террористов» тоже, писать о самоубийствах нельзя, о наркотиках, по сути, тоже, не говоря уже об «оскорблениях власти» (даже цензурных).

Все это невероятно бесит. Каждый день невероятно бесит.

Переписывался еще с подругой, она давно не в России и не очень пристально следит за новостями отсюда — для нее они давно слепились в один репрессивный комок. Говорит, хотела попросить у адвоката Ивана Павлова ссылку на один старый текст «Команды 29» — обнаружила, что Павлов уже несколько месяцев под полудомашним арестом по уголовному делу, а «Команда 29» стала «нежелательной организацией» и решила удалить весь свой сайт.

В 2011-м с увольнением Ковальского из «Коммерсанта» и Романа Баданина из «Газеты.ру» (из-за баннера «Карты нарушений» на выборах в Госдуму) пошла волна давления на СМИ, которая в итоге вылилась в погром всего независимого в 2014 году.

Максим Ковальский за эти годы умер. Баданина сначала выгнали из РБК, чтобы не пересекали «двойные сплошные», а теперь уничтожили созданный им «Проект», назвав «нежелательной организацией» — работа в «Проекте» теперь грозит журналистам уголовным делом (и кто не уволился, тот уехал). Даже ссылки на старые текста «Проекта» теперь нельзя — за ссылку в соцсетях теперь любой человек может получить протокол о сотрудничестве с «нежелательной организацией». За вторую ссылку (после первого протокола) — тоже уголовное дело.

При желании можно сажать пачками не только журналистов, но и читателей (старые ссылки тоже считаются; ссылки на заблокированный или вообще удаленный сайт — тоже).

Вот куда за десять лет завели нас люди, запрещающие мат.

​«Всех бог к себе забрал раньше чем меня. Все хотели меня расстрелять именем закона, а сами не выжили. Они все ушли, а я все живой. Хотя и больной. Наверное, потому что у меня цель есть — я хотел и хочу дожить, чтобы сняли это обвинение с меня»

Молодого жизнерадостного тракториста Аслана Хута из Адыгеи осудили за двойное убийство на проселочной дороге, которого он не совершал. Ради признания его жестоко пытали и морили голодом. Хута дважды приговорили к расстрелу, позже казнь заменили на срок в 15 лет. В УДО ему отказали.

Эта история произошла 47 лет назад. Сейчас Хуту 70 лет, у него больное сердце. Он до сих пор не добился справедливости.

https://zona.media/article/2021/08/03/khut

Привет, это Никита Сологуб. Как-то Смирнов дал мне большой конверт. Внутри письмо убористым почерком, где человек, видимо, пожилой, рассказывает про какое-то безумие — как его пытали в 1974 году советские милиционеры (причем происходило это в Адыгее), выбивая признание в двойном убийстве. Из-за этих признаний его дважды приговорили к расстрелу, а потом заменили наказание на реальный срок в 15 лет, а в колонии ему другой заключенный признался, что он участвовал в этом убийстве. К письму прилагался распечатанный текст приговора. Я никогда таких приговоров не видел, написан от руки, такие формулировки все странные. Некоторые при этом звучат как современные, типа, «реализуя свой преступный умысел, приискал орудие для совершения преступления» и так далее. Так мало в нашей системе с тех пор поменялось?

Потом я приехал в Майкоп, увидел двух братьев, им под 70 уже было — Аслан Якубович Хут, обвиненный в убийстве, и его младший брат Руслан, помогающий ему обращаться к правозащитникам, журналистам и пытаться хоть как-то добиться справедливости (с интернетом Аслан не ладит). Разговаривали мы очень долго. За свою жизнь Аслану было обидно по-настоящему, он то и дело пускал слезу, брат приносил ему валерьянку. Видеть такого пожилого и искренне плачущего мужчину зрелище, мягко говоря, тяжелое. Было понятно, что он этот рассказ в голове уже тысячу раз прокручивал.

По итогам этого разговора и изучения материалов выяснилось, что, действительно, нынешние методы расследования уголовных дел в России совпадают с тем, как это делалось в позднем СССР.

Все так же явка с повинной — царица доказательств. Даже если от нее откажешься, то ни на что это не повлияет, а чтобы уж точно не повлияло, то можно подкрепить ее показаниями других свидетелей. Как и сама явка, эти показания добываются пытками. Причем пытают, как и сейчас, простые оперативники. Следователь, ведущий дело, как и сейчас чаще всего бывает, делает вид, что ни о каких пытках не знает. Прокурор делает вид, что проводит проверку, хотя на самом деле знает о пытках, но в результатах проверки о них, конечно, не пишет.

Как и сейчас, приговор почти дословно повторяет обвинительное заключение. Разница только в том, что тогда человека могли приговорить к расстрелу, а сейчас не могут. То есть, получается, советские милиционеры (во всяком случае фигурирующие в тексте), были даже жестче нынешних — намеренно обрекать человека на верную смерть. Как они вообще могли брать на себя такую ответственность? Понятно, что карьерные соображения, но разве они стоят жизни человека? В голове не укладывается.

Спросить у них об этом я не смог — все участники этой истории давно умерли. А Аслан Хут жив и до сих пор, уже 47 лет добивается внимания к своей истории от властей — хотя бы в лице уполномоченного по правам человека Москальковой (у нее этих обращений от Хута скопилось больше десятка). Но никто его не слышит.

https://zona.media/article/2021/08/03/khut

Помните, я собирал исповеди последних пионеров? Можете почитать!

https://lenta.ru/articles/2021/08/04/pioneer/

Новости культуры в Союзном государстве

— Суд ликвидировал «Беларуский ПЕН‑центр»

— В России Минюст ведет внеплановую проверку фонда «Тотальный диктант»

— В Беларуси из школьной программы пропали Светлана Алексиевич, Александр Солженицын и Владимир Набоков

— Роскомнадзор заблокировал интервью Егора Летова 1998 года

— В Беларуси по уголовному делу о протестах задержали группу волынщиков

— Архангельскому активисту дали 2,5 года колонии за репост клипа Rammstein

— Издательству «Беларускi Кнiгазбор» вернули технику, изъятую во время обыска

— Ютуб по требованию Роскомнадзора ограничил доступ к интервью Андрея Макаревича

— Книгу пресс-секретаря Навального Киры Ярмыш требуют проверить на «пропаганду гомосексуализма»

— Рэпера Моргенштерна оштрафовали на 100 тысяч рублей за песни «Розовое вино 2» и Family

Я приношу контринициатическую присягу Атлантике

Этот канал для настоящих Тамплиеров Духа (подписывайтесь)

Новая статья, такой чистый криминал застойных лет
https://zona.media/article/2021/08/12/usoltzev

​Всем привет, это Эдик Андрющенко.

Читая дела КГБ, чаще всего хоть немного сочувствуешь фигуранту. Здесь не тот случай: речь идет об отморозке без каких-либо моральных тормозов. Его ловили, давали максимальный срок, а он сбегал и катался по стране, не сильно скрываясь и пополняя список своих преступлений.

Конец этому пришел лишь тогда, когда дело дошло до бегства за границу — с планами стать политэмигрантом и выступать на западных радиостанциях — и двойного убийства. Причем складывается впечатление, что первое волновало КГБ куда больше, чем второе.

https://zona.media/article/2021/08/12/usoltzev

​Привет, это Дима Трещанин, и я хочу рассказать о двух прекрасных (действительно замечательных!) текстах, которые выпустил за последнюю неделю. Эти тексты писали два разных автора не сговариваясь, но так совпало, что они об одном времени — 60-х и 70-х годах уже прошлого века, начало застоя — но читаются, как о современности.

Сразу предупреждаю, это долгое и нелегкое, но очень интересное чтение.

Первый текст — о молодом шофере Аслане Хуте, случайно ставшем обвиняемым в двух жестоких убийствах. Я не буду описывать обстоятельства, о них гораздо лучше рассказал Никита Сологуб. Если совсем коротко: следователь решил, что раскрыть преступление лучше всего с помощью признательных показаний, а дальше в ход пошли методы, очевидные для всех читателей «Медиазоны».

Второй — о прирожденном преступнике, трижды сбегавшем из самых лютых лагерей. Благодаря его похождениям (и архивам КГБ, которые читает историк Эдуард Андрющенко) мы можем увидеть совсем другой Советский Союз — страну, где вся система, выстроенная на подавление и контроль, просто бессильна перед жестоким и в меру изобретательным отморозком.

Эти истории — невиновного и убийцы — неожиданно дополняют друг друга. Там, где обычный парень покорно ждет расстрела, его ровесник подделывает документы, избивает охранников, бежит за границу, устраивает смертельные аварии, пока его, наконец, не оставляет удача.

В 1631 году, в разгар «охоты на ведьм», в германском городе Ринтельн напечатали анонимный труд Cautio Criminalis — «Предостережение следователю». Автором работы был священник-иезуит Фридрих Шпее. Он исповедовал ведьм перед сожжением на костре, и пришел к неожиданному для того времени выводу: пытки не ведут к установлению истины.

Спустя почти 400 лет эта мысль до сих пор неочевидна российским правоохранительным органам. Зачем ловить скользкого и умного преступника, которого и след простыл, когда можно взять случайного человека и выбить признание? А суд все равно не будет слушать, что там обвиняемый говорит про пытки. Так непойманный совершит еще десяток преступлений, а невиновный — да кого волнует судьба невиновного.