«Карусель» — это, когда тебя выпускают из спецприемника и встречают тут же у дверей, чтобы снова отправить в суд. Когда сталкиваешься с этим впервые — это очень травмирует. Меня, по крайней мере, травмировало. Но я взрослой была. А тут ребенок. Надеюсь, что на этом все закончится.

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГАЛЯМИНОЙ ЮЛИЕЙ ЕВГЕНЬЕВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ГАЛЯМИНОЙ ЮЛИИ ЕВГЕНЬЕВНЫ 18+

Ненавидя, мы воруем будущее у детей

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ГАЛЯМИНОЙ ЮЛИЕЙ ЕВГЕНЬЕВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ГАЛЯМИНОЙ ЮЛИИ ЕВГЕНЬЕВНЫ 18+

Страсти по поводу сочувствия людям/ненависти к нелюдям перекочевали из ютуба в фейсбук, а потом опять в ютуб. Поскольку они естественным образом скоро умрут и будут заменены новыми страстями, считаю правильным еще чуть-чуть структурировать свою мысль.

Понимаю, что рискую опять получить потоки ненависти, так как дискутирую с людьми, открывшими ей свои сердца. Но я не ненавижу эту ненависть, ведь ненависть, даже направленная на тебя лично и без твоей вины, требует понимания и сочувствия. Хотя эмоционально это очень тяжело и чисто на животном уровне хочется всех поделить на группы и начать в ответ секторально ненавидеть — например, всех уехавших. Но я этого не делаю и призываю других так не поступать: животному началу, отвечающему ненавистью на ненависть, я стремлюсь противопоставить человечность.

Еще немного про разделения. Категорически неверно сводить споры к групповым: уехавшие — оставшиеся. Вопрос не в групповых идентичностях. Но дело в том, что у людей в России иная повседневность, мы сталкиваемся с живыми людьми, связанными с СВО, а не с абстрактными образами. А понимание и сочувствие по отношению к живым людям испытывать проще и естественнее (поэтому я особенно ценю и уважаю тех людей, кто способен находить эту человечность в себе без такой повседневности.

Точно так же речь у меня шла не о секторальных идентичностях (мобилизованные, срочники, контрактники), а о разных живых людях: с разными историями, разными мотивациями, разными уроками, которые им жизнь преподнесла.

Вы скажете, что это не дело политика — говорить об отдельных людях и видеть разные истории. Что политик должен оперировать понятиями масс… Ну или хотя бы социальных групп. Но вот тут я тоже категорически не согласна.

Моя мечта, чтобы время массовой политики закончилось (и ниже я объясню почему). Время, когда мы воспринимаем индивида как монаду внутри толпы или представителя своей групповой идентичности, а не человека с его историей и связью с другими людьми. Понятием массы оперируют в условиях концентрации власти в тех или иных элитах: так проще и эффективнее управлять, через массы, секторальные разделения и атомизированного индивида.

И чтобы от этого уйти, надо, чтобы политикой занимались не «профессиональные политики», а множество разных людей, чтобы лидерство, власть и ресурсы распределялись в обществе более равномерно: и тогда политика будет делаться людьми в их связности с сообществами, а не вождями разной степени популярности, управляющими массами.

И вот тут мы подходим к политической сути спора. (У этого спора, как и у всякого, есть много сторон, в предыдущем посте я поднимала эмоциональную и этическую сторону, теперь — политическую, хотя эмоции, этика и политика в моем понимании очень связаны. Есть еще юридическая сторона, которую я вовсе не поднимаю пока).

С политической точки зрения, понимание и сочувствие, о которых идет речь, по отношению к людям, находящимся с тобой в одном политическом и совершившим поступки, никак не подлежащим одобрению — не снимает с них ответственности за эти поступки и не исключает такие последствия ответственности, как чувство вины и раскаяние.

Но дело в том, что ответственность, конечно, может наступить и просто насильственным путем, к чему призывают многие. Но без внутреннего чувства вины и раскаяния такая ответственность с высокой долей вероятности просто превратится в ресентимент. А парадокс в том, что чувство вины и раскаяние без понимания и сочувствия со стороны других членов сообщества просто невозможны. Через насилие возможна только их имитация, которая еще больше усиливает ресентимент.

Конечно, есть сильные личности, которые готовы к внутреннему раскаянию и без понимания со стороны другого.

Продолжение ниже